|
Сегодня День рожденья у тебя, завтра у неё, послезавтра у меня. Я держу в руке обнажённого младенца на груди которого выдавлены калённым железом три красных даты календаря. В моём воображении встают три матери. Они лежат на родильных столах с распростёртыми ногами. Их развёрстые чресла, словно три пушки, готовые поразить мир тремя смертоносными залпами. Та ночь пахла кровью. Я помню, как под звёздным небом, ты вытряхивала ковёр своей совести. Из него летела пыль, моль, мои мысли и все бесконечные обиды людей на людей. В твоё удовольствие я зашил себе ротик иголочкой, и стал страшной тряпичной куколкой. Не обижайся – ведь это всего лишь скрученные из проволоки руки и выдуманные Богом глаза. Бог не имеет силы на земле, потому и глаза эти были не более чем фантасмагория. Колыбель плывёт по реке забвения. Внутри колыбели три уродца. Колыбель широкая, сделана из берёзы. На колыбели начертан алфавит. При ближайшем рассмотрении можно понять что это не совсем алфавит – это обломки букв. Колыбель плывёт под горой. Под горой сыро, тихо и слегка жутковато. А вот и солнце показалось. Горы остались позади. Один из уродцев высунул сплющенную морщинистую рожицу из-за белой вуали. Недовольно плюнув на солнце, залез обратно. Солнце тут же покорно погасло, и на земле наступил Великий холод. Море, по которому плыла корзина с тремя уродцами, замёрзло. С неба медленно падали крупные, бархатистые снежинки. Второй уродец вылез из колыбели на лёд. Он лизнул прозрачную поверхность и скривился –поверхность была солёной. Это страшно не понравилось уродцу. В сердцах он залез обратно и удавил своего сородича, заплевавшего солнце. За время странствия его ручонки не успели сформироваться, поэтому пришлось хорошенько напрячься, чтобы сжить со свету гада, сотворившего солёный скользкий мир. Второй уродец вытащил из гортани первого волшебный плевок. Плевок тут же замёрз среди Мира Великого холода и превратился в беленький комочек. Уродец подбросил комочек вверх, и в небе вновь зажглось солнце – таково было желание второго уродца. Два уродца живых и третий мёртвый продолжили своё странствие по тихому, тёплому морю. Третий уродец всё это время спал. Он проспал и убийство и холод. Проснулся же он от волнительного зловония. Какой-то чуждый его внутреннему состоянию запах ворвался в прелые, вишнёвые сны и содрал их розовую кожицу тупыми ржавыми шипами стальных роз. Теперь был недоволен третий уродец. В колыбели он увидел полуразложившийся труп, который был очень похож на него. Рядом же, со сладкой улыбкой на губах дремал такой же «он», только довольный и розовощёкий. Нервными, трясущимися руками, уродец достал из колыбели длинную, звенящую пилу "Дружба" и раздражённо распилил спящего. От этого деяния смрад не прошёл. Зато в душу вернулось сладостное умиротворение, которым он тешился во время сна. Единственный оставшийся в живых уродец сладостно зевнул и впал в спячку. Пилой «Дружба»он оставил слишком много следов бытия на карте Мира. Он был менее чистоплотен и более раздражителен в отличие от того, кого уничтожил. Ему не пришло в голову удавить своего то ли товарища, то ли брата. Вследствие этого на запах крови слетелись мухи и выели спящему уродцу глаза. Он даже и вскрикнуть не успел, как его дыхание прервалось. Легонько покачиваясь колыбель пристала к песчаному берегу. Трое уродцев, словно сомнамбулы, так и оставаясь по причине смерти в горизонтальном положении, выскользнули из своего судёнышка, и невидимая сила потянула их вверх по песку. Три тела упорно скользили вверх по песчаному склону. Когда они оказались на вершине горы, безразличному взору мух, сидевших в глазницах третьего уродца, представилась следующая картина. На ровном поле, среди обломков соломы, торчащей из земли, одиноко красовалась гигантская ветка сирени. Дерева нигде не было. Ветка была словно сломлена рукой человека и воткнутой в землю Мира клопов – так было одиноко и огромно её существование. У основания ветви располагались три женщины. Они лежали, раскинув в стороны ноги, направив свои развороченные промежности в сторону песчаного склона. Из сокровенных сердцевин всех трёх тянулось по тоненькой лесочке. Она была невидимая, но очень крепкая. Крепкая настолько, что сумела протащить колыбель с тремя уродцами сквозь сонмище миров и пробуждений. Находясь почти у врат, лески с трупами уродцев остановились. Было видно, что внутри пещер находится один и тот же человечек без туловища в трёх ипостасях. К гладеньким игрушечным ножкам тут же крепилась маленькая пластмассовая голова. В одной пещере человечек фосфоресцировал фиолетовыми тапочками на игрушечных ступнях. В другой – выделялся малиновой кепочкой, в третьей – имел серьёзное выражение лица китайского диктатора. Выйдя из пещер, он вновь стал един и безлик. Следует заметить, что женщины, внутри которых были установлены катушки с лесками принялись истошно кричать, когда процесс остановился. Дело в том, что они были вверху живы, внизу мертвы, а в середине своей – происходящи. Ножки с головой поначалу даже съёжились от этого крика. Затем человечек, подошёл к уродцам. У первого в горле гнило солнце, у второго в глазницах свили гнёзда черви, третий – являл собою вакханалию изломанных костей и растерзанного мяса. Человечек деловито осведомился о здоровье дам, которые по-прежнему лежали на земле. Получив в ответ крик, он понимающе кивнул головой и, расстроившись (разделившись на трое), занял исходные позиции. Когда уродцы входили обратно, лежащие на спинах инкубаторы завопили так, что на ветке сирени кое-где листочки из фиолетовых стали белыми. Затем три орудия раздуло и произошёл взрыв. Эфемерную, гигантскую сиреневую ветвь обагрила кровь трёх взрывов. И теперь посреди соломенного поля, где вечно светит фальшивое солнце, из земли торчит сломленная ветвь сирени, а у её подножия бьют три неиссякаемых кровавых источника. |